Через день раздраженный Киссинджер снова обратился ко мне: президент просил срочно передать советским руководителям, что северовьетнамцы только что информировали американскую сторону о том, что они — без объяснений — берут назад свое согласие на встречу с Киссинджером 24 апреля в Париже. В то же время они продолжают военные действия. В этой связи президент отдал приказ подвергнуть бомбардировкам военные объекты в районе Ханоя-Хайфона. Бомбардировки будут прекращены, если Ханой даст согласие на встречу 24 или 27 апреля.
По словам помощника президента, придется прибегнуть „к решительным мерам", если в Ханое будут вести дело к военному решению и „возьмут курс на то, чтобы свалить второго президента в США", как это было с Джонсоном.
С Киссинджером я встречался три дня подряд -15, 16 и 17 апреля. Ханой и Вашингтон (через Москву) лихорадочно обменивались телеграммами — спорили о датах встречи Киссинджера с северовьетнамцами. Наконец, он сообщил, что вылетает в Москву для бесед как по вьетнамским делам, так и в связи с подготовкой встречи в верхах в Москве.
20 апреля глубокой ночью Киссинджер вылетел в Москву. Я сопровождал его. В лучших традициях конспирации (вся поездка Киссинджера была строго засекречена) я в полночь выехал на машине посольства в условленное место, где меня поджидала автомашина из Белого дома. Она и привезла меня на военный аэродром около Вашингтона, куда инкогнито приехал и Киссинджер.
По дороге в Москву мы сделали остановку для заправки горючим на секретной военно-воздушной базе НАТО в Англии. Он отсоветовал мне выходить из самолета „поразмяться". Если на этой базе увидят, что там находится советский посол, полушутливо сказал Киссинджер, то с ними случится обморок. Сам он также не выходил, чтобы сохранить секретность своей миссии.
В Москве помощник президента встречался с Брежневым и Громыко. Значительное место было уделено обсуждению вьетнамских событий. Советскому руководству совсем не импонировала предстоящая встреча с Никсоном под гул взрывов американских бомб во Вьетнаме. Мы призывали Никсона к осторожности и сдержанности. Киссинджер говорил, что они как раз придерживаются такой позиции, но „сверхагрессивные" действия вьетнамцев могут вынудить администрацию „к более решительным действиям". Короче, Киссинджер, действуя по прямому указанию Никсона, стремился добиться от советского руководства согласия оказать давление на Ханой для прекращения войны во Вьетнаме на приемлемых для США условиях. Но Москва не могла пойти на то, чтобы навязывать своему союзнику такие условия, хотя и была заинтересована в окончании войны во Вьетнаме.
Основное внимание было уделено вопросам предстоящей встречи на высшем уровне, и в первую очередь положению дел с договором по ОСВ. Здесь был определенный прогресс. В результате переговоров была достигнута договоренность „о замораживании" строительства подводных лодок, т. е. стратегических ракет морского базирования на определенном уровне (не более 950 единиц у каждой стороны). Позже американские историки расценили это как немалое достижение Киссинджера. Можно, конечно, и так считать, но с той поправкой, что советская сторона, соглашаясь на замораживание, фактически пошла на такой потолок, который позволял ей завершить строительство запланированного ранее числа морских пусковых установок для межконтинентальных ракет. Это знал и Киссинджер. Но обе стороны предпочитали не говорить об этом публично.
Было также окончательно определено, что согласно договору по ПРО каждой из сторон будет разрешено развернуть противоракетную оборону лишь двух ограниченных районов: по одному вокруг столиц и по одному району размещения МБР.
Успешно завершилась работа над текстом документа „Основ взаимоотношений между СССР и США".
Идя навстречу пожеланиям Киссинджера относительно секретности его визита в Москву, гостя разместили в особняке на Ленинских горах, и его обслуживание целиком взяла на себя советская сторона. Контакт с Вашингтоном Киссинджер поддерживал не через свое посольство, а с помощью радиостанции на борту американского самолета, на котором он прибыл в Москву. Посольство США и сам американский посол ничего не знали о пребывании Киссинджера в Москве вплоть до последнего дня, когда он пожелал переговорить с послом. Нечего и говорить об удивлении посла, когда его привезли в особняк и он вдруг увидел там Киссинджера.
Вернувшись в Вашингтон, Киссинджер через день сообщил мне, что президент „очень доволен" результатами имевших место обсуждений, которые в значительной степени „обеспечивают успех основной встречи в Москве". Он передал соответствующее письмо Никсона Брежневу.
Президент попросил своего помощника выяснить, не мог бы он в Москве посетить воскресную церковную службу. Эта просьба Никсона вызвана не тем, отметил Киссинджер, что он является таким уж набожным человеком, а чисто внутренними соображениями: посещение церкви в СССР будет широко передаваться по американскому телевидению и произведет благоприятное впечатление на значительную часть населения в США. Я сказал, что у нас, разумеется, нет возражений.
Напряженность вокруг Вьетнама растет
В начале мая, за три недели до встречи в верхах, проходил оживленный обмен посланиями между Брежневым и Никсоном. Брежнев призывал Никсона к сдержанности во Вьетнаме: „События там влияют и на советско-американские отношения".
Киссинджер высказал в этой связи, в общем-то, справедливое мнение президента о том, что Ханой всячески стремится использовать факт предстоящей встречи в верхах в Москве для достижения своих собственных, в первую очередь военных, целей в ЮВА. Северовьетнамцы в этом плане провоцируют одновременно и Москву, и Вашингтон. „Конечно, жаль, если эти их усилия увенчаются успехом".
Киссинджер пожаловался также, что, по их данным, в портах Кубы в последние дни появилась советская плавбаза атомных подводных лодок, а также сами лодки с тремя баллистическими ракетами. В Пентагоне и конгрессе — „возбуждение". „Зачем все это нужно Москве накануне встречи на высшем уровне?"
Через день президент информировал Брежнева о результатах переговоров с северовьетнамцами: „итог крайне разочаровывающий". Киссинджер сказал, что Ле Дык Тхо прямо заявил ему, что президент Никсон должен отказаться от всякого обсуждения вьетнамских дел с Москвой и вести его только с представителями ДРВ. „Северовьетнамец вообще вел себя вызывающе, как победитель", — сказал он. Чувствовалось, что в Белом доме явно „заведены", как полной неудачей встречи с Ле Дык Тхо, так и продолжающимся наступлением северовьетнамцев в Южном Вьетнаме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
